Омар Хайям о справедливости
Небосвод! Лишь от злобы твоей наши беды идут.
От тебя справедливости мудрые люди не ждут.
О земля! Если взрыть глубину твоей груди холодной,
Сколько там драгоценных алмазов и лалов найдут?
Были б добрые в силе, а злые слабы —
Мы б от тяжких раздумий не хмурили лбы!
Если б в мире законом была справедливость —
Не роптали бы мы на превратность судьбы.
В надеждах ветру дал развеять я жизни срок,
Быть радостным хоть день один не дал мне рок,
Теперь боюсь, стал слишком краток мой срок, чтоб я
От рока справедливости дождаться смог!
В этом мире не вырастет правды побег.
Справедливость не правила миром вовек.
Не считай, что изменишь течение жизни.
За подрубленный сук не держись, человек!
Встань и полную чашу налей поутру,
Не горюй о неправде, царящей в миру.
Если б в мире законом была справедливость —
Ты бы не был последним на этом пиру.
Встань, веселым сердцам справедливость дадим,
К винопитию утра мы их приобщим! —
Разорвем свое платье, как делают розы,
Жизнь, как их лепестки, воле ветра вручим.
Если б мне всемогущество было дано —
Я бы небо такое низринул давно
И воздвиг бы другое, разумное небо,
Чтобы только достойных любило оно!
Если б небо вершило лишь праведный суд,
И земной был закон справедлив, хоть и крут,
Если б там, наверху, справедливость царила,
Благородные разве бы мучились тут?
Если игла в целом городе только одна,
Самому бедному в пятку вонзится она.
И на базарных весах — уж на что справедливы! —
Чаша, где больше лежит, перевесить должна.
Если мельницу, баню, роскошный дворец
Получает в подарок дурак и подлец,
А достойный идет в кабалу из-за хлеба —
Мне плевать на твою справедливость, творец!
Когда б небеса справедливо вершили дела,
Велениям неба не молкла бы в мире хвала.
Когда б от судьбы справедливость и милость явилась,
Ничья бы душа и в обиде тогда не была.
Коль на город колючка найдется одна,
То беднейшему в ногу вопьется она.
Хоть весам справедливость от века присуща,
Но, чтоб чашу склонить, все ж весомость нужна.
О небо! К подлецам щедра твоя рука:
Им — бани, мельницы и воды арыка,
А кто душою чист, тому лишь корка хлеба.
Такое небо — тьфу! — Не стоит и плевка.
О небо! Ты души не чаешь в подлецах!
Дворцы, и мельницы, и бани — в их руках;
А честный просит в долг кусок лепешки черствой,
О небо, на тебя я плюнул бы в сердцах!
О судьба! Ты насилье во всем утверждаешь сама.
Беспределен твой гнет, как тебя породившая тьма.
Благо подлым даришь ты, а горе — сердцам благородным.
Или ты не способна к добру, иль сошла ты с ума?
Ох, небо! Скряге ты любые вещи — на!
И баню, и дворец ты, не переча, — на!
А с мудреца залог берешь за корку хлеба.
Такому небу мы — душок порезче: на!
То престол Соломона даришь подлецу,
То пророка венец — сироте иль слепцу.
О, Господь, может быть, из садов всепрощенья
Ветерок к моему прикоснется лицу!
Ты благ, Аллах наш, но зачем
Не вводишь грешников в Эдем?
В чем видим благость мы Твою? —
В том, что безгрешные в раю.
Тут справедливость лишь видна,
Но милость, милость — где ж она?
Ты льешь щедроты, Небо, на весь негодный люд.
В их мельницы и бани арыки все текут.
А добрый — голодает. Ну, кто ж хоть фигу даст
За все благодеянья, что от тебя идут.
Ты, чья милость — мерзавцу одна из опор,
Чье прощенье порой прикрывает позор,
Ты помилуй раба, кто в пути бесприютный,
На порог Твой возводит с надеждою взор!
Увы! Душистый хлеб — бездушным сухарям;
Срамящим род людской — хоромы, словно храм.
А диво тюркских глаз, как сердце убедилось, —
Безродной челяди, гулямам и юнцам.
Эй, небосвод неразумный! Хоть властен ты в каждой судьбе —
Ты благородным сердцам не помощник в суровой борьбе.
Ты не мужам посылаешь сокровища и жемчуга,
А мужеложцам презренным… Честь же и слава тебе!
Яздан премудрый ноги нам и руки крепкие дает,
Хранимый им, твой лютый враг в довольстве, в радости живет,
Пусть фляга винная моя исламом не освящена, —
Из тыквы сделана она, а тыква — разрешенный плод.