Омар Хайям о богатстве и бедности
Стихи Омара Хайяма о богатстве и бедности олицетворяют собой две параллельные волны, олицетворяющие собой нравственные и духовные ценности мира добра и зла. Мир богатства в стихах Хайяма не является наивысшей ценностью, а скорее отождествляется с похотью, человеческими жертвами и ядовитостью внутренних побуждений и намерений человека безнравственного.
Бедность также не несёт в себе нравственности. Дышащая завистью, она ржавчиной разъедает человека изнутри.
Омар Хайям делает акцент на том, что внешние проявления человека, будь он беден или же богат, всего лишь «карточный домик», не имеющий под собой никакой прочной основы. И богатство, и бедность одновременно могут являться и благословенным даром и проклятием, уничтожающим духовность человека.
Хайям в своих стихах возвеличивает ценность души человеческой, наполненной добротой и любовью, проявляющиеся не на словах, а в благородных и милосердных поступках.
Стихи Омара Хайяма о богатстве и бедности
Блага мира — как мёд; кто его переел,
Возбужденье в крови, жар и дрожь — их удел.
А тиран, что кебаб ест из печени нищих,
Коль взглянуть — в пожиранье себя преуспел.
Богат безмерно — не подкупишь смерть,
Она сумеет всех смести, стереть.
Один старик сказал мне в харабате:
«Живи счастливо, належишься впредь».
Богатство — тот же мёд. Лепёшка с ним сладка,
Но ой как жалом бьёт пчела исподтишка!
Правитель ест кебаб из сердца бедняка…
Вгляделся б: сам себе он обглодал бока!
Богатство отмети — надежду обретёшь.
Богатство обрети — продашься ни за грош.
Себя, пока живёшь, похорони в безвестье —
И, похороненный, в преданьях оживёшь.
Богатством, — слова нет, — не заменить ума,
Но неимущему и рай земной — тюрьма.
Фиалка нищая склоняет лик, а роза
Смеётся: золотом полна её сума.
Брат, не требуй богатств — их не хватит на всех.
Не взирай со злорадством святоши на грех.
Есть над смертными Бог. Что ж до дел у соседа,
То в халате твоём ещё больше прорех.
Брось раздоров невзгоды, пока ты в пути
Посвяти правде годы, пока ты в пути.
Терпишь тяготы ты, сберегая богатства…
Раздавай и расходуй, пока ты в пути!
Будь добр, по-доброму смотри на всё вокруг,
Что получаем мы из Высочайших Рук.
Над нищетой моей не торопись смеяться:
За это, может быть, со мной и дружит Друг.
Бухарским богачом был этот прах когда-то,
Бразды могущества держал в руках когда-то.
Ещё шагни… Теперь — истлевшая ладонь:
Был славен Шахсавар — в былых веках, когда-то.
Владелец бирюзы, упряжек и коней,
Посмотрим на тебя через десяток дней.
Сегодня небосвод разбил соседям чашу —
Теперь уж твой кувшин не спрячется за ней.
Дервиш! Возвысив дух, о внешности забудь,
А плоть прокормится в дороге как-нибудь.
Чтоб наготу прикрыть, рогожу раздобудь —
Как шах, под гром литавр закончишь этот путь!
Дервиш. По имени его не знает свет.
Былым желаниям не глянет он вослед.
В пожаре нищенства горит он дни и ночи,
Но алчностью себя не допекает, нет!
Допустим, у тебя добра не счесть, и что ж,
Намерен вечно жить, покуда все сочтешь?
Твой каждый вздох тебе однажды был одолжен,
И долго ли понять, что должен быть платеж.
Ест богач свой кебаб на обед — все пройдет,
Пьет хмельное вино он чуть свет — все пройдет.
А дервиш мочит хлеб в своей нищенской чашке,
Бесприютный, в лохмотья одет — все пройдет…
Здесь в обители старой, не станет мудрец
Полагать, что в богатстве есть счастья венец —
Лишь захочет присесть он, как смерть на пороге,
Говорит, стиснув руку: «вставай, уж конец!»
Зерна наших надежд до конца не сберем,
Уходя, не захватим ни сад и ни дом.
Не жалей для друзей своего достоянья,
Чтобы недруг его не присвоил потом.
Из всего, что Аллах мне для выбора дал,
Я избрал черствый хлеб и убогий подвал,
Для спасенья души голодал и страдал,
Ставши нищим, богаче богатого стал.
Из всех ушедших в бесконечный путь
Сюда вернулся разве кто-нибудь?
Так в этом старом караван-сарае,
Смотри, чего-нибудь не позабудь.
Из всех, которые ушли в тот дальний путь,
Назад вернулся ли хотя бы кто-нибудь?
Не оставляй добра на перекрестке этом:
К нему возврата нет, — об этом не забудь.
Из медресе разврат сочится без конца,
Подачки делят там, грызня чернит сердца.
Сбеги в развалины! Живи, как этот нищий:
Ей-богу, вот кто — шах на троне средь дворца!
Коль дух незамутнен, а также зорок глаз,
Сумеешь ты любой отшлифовать алмаз.
Так было. Но теперь без помощи богатства
Едва ли что-нибудь получится у нас.
Колючка пусть одна на площади на всей —
Бедняк из бедняков поранен будет ей.
Вот уж воистину: повсюду и любые
Весы склоняются туда, где тяжелей.
Мне, господь, надоела моя нищета,
Надоела надежд и желаний тщета.
Дай мне новую жизнь, если ты всемогущий!
Может, лучше, чем эта, окажется та.
Мы скромный хлеб и угол предпочли
Роскошным яствам мира, величию земли.
Ценой души и тела купили нищету
И в ней нежданно груды сокровищ обрели.
Мы у Бога — игрушки творения все,
Во вселенной Его лишь владения все.
И к чему состязания наши в богатстве —
Мы, не правда ль, в одном заточении все?
На поиски того, что есть, что надевать,
Конечно, сколько-то душевных сил потрать.
Весь прочий ворох благ и взгляда-то не стоит,
А уж отдать им жизнь… Ведь это жизнь отдать!
На руинах печалилась птица одна,
Череп шаха держа, вся страданьем полна,
И твердила ему, причитая и плача:
«Умер ты! Не унес ты с собой и зерна!»
Надежды сеем мы — сожнут потом без нас.
Останутся и сад, и старый дом — без нас.
Богатства до гроша друзьям раздай, иначе
Полакомится враг твоим трудом без нас.
Намазу и посту поменьше доверяй,
Зато почаще дом кутилам отворяй.
Тебя Омар Хайям напутствует, послушай:
Богатых обирай, а нищих одаряй.
Не в золоте сокровище, — в уме!
Не бедный жалок в жизненной тюрьме!
Взгляни: поникли головы фиалок,
И розы блекнут в пышной бахроме.
Не завидуй тому, кто силен и богат.
За рассветом всегда наступает закат.
С этой жизнью короткою, равною вздоху,
Обращайся как с данной тебе напрокат.
Не мучай сердце, брось, не то тебе в укор
Шепнет оно в тоске: «Господь! До коих пор?..»
Богатство и красу не полагай защитой:
Одно утащит вор, другую — злая хворь.
Не то пришло!.. И что, желтеть лицом своим?
«То не пришло!..» И что, чернеть нутром своим?
Чем плакать, пользуйся взахлеб добром своим,
Пока не вздумал рок сверкнуть серпом своим!
Немного хлеба, свежая вода
И тень… Скажи, но для чего тогда
Блистательные, гордые султаны?
Зачем рабы и нищие тогда?
Ни зерна надежды на гумне пустом.
Мы с тобой уйдем, покинем сад и дом,
Серебро, вино и хлеб истрать с друзьями,
Или все врагу достанется потом.
Ну что ж, коль хочется, возьми над миром власть,
Сокровищницы вскрой, себя и трон укрась.
Ты станешь, редкостный, похож на снег в пустыне,
День поискрясь, и два, и три, и… испарясь.
О мудрец! Если бог тебе дал напрокат
Музыкантшу, вино, ручеек и закат —
Не выращивай в сердце безумных желаний,
Если все это есть — ты безмерно богат!
О, как поддались мы Семи и Четырем?!
От Четырех с Семью спасенья не найдем.
Напьешься скорби ты, наполнив скарбом дом
И вдруг сообразив, что как уйдем — уйдем.
Перед хлебом насущным ничтожна халва,
И парча перед рубищем грубым мертва.
Сколько можно болтать о Джамшидовой чаше?
Эта наша у каждого в сердце жива!
Порой, чуть высветлит развалины заря,
Встречаю ворона над черепом царя.
Сидит, на все лады покойника журя:
«Вот видишь! Ты ушел, не взяв и сухаря».
Пресытился я жизнью своей — исполненной суеты,
Пресытился бедами и нищетой! О Господи, если Ты
Вывел из небытия бытие, то выведи и меня
Во имя своего бытия — из горестной нищеты!
Про гордость в нищете, достоинство и честь —
И про бездушие, заносчивость и спесь:
Меня в огонь сажай, скажу спасибо, сяду;
Тебя к столу зови, побрезгуешь присесть.
Пускай ты век, и два, и десять проживешь,
Однажды сгонят прочь с насиженных рогож.
Хоть жалкий нищий ты, хоть падишах, в итоге
Со всеми прочими в одной цене пойдешь.
Те, кто смолоду к храму величья ушли,
Все в конце они в нищем обличье ушли.
Жалки те, кто со смертью всю жизнь пререкались
И с земли по земному обычью ушли.
Тому, на чьем столе надтреснутый кувшин
Со свежею водой и только хлеб один,
Увы, приходится пред тем, кто ниже, гнуться
Иль называть того, кто равен, «господин».
Тужить о чем? Не все ли мне равно,
Прожить в нужде ли, в холе мне дано.
Наполню чашу! Ведь любому вздоху,
Быть может, стать последним суждено.
Ты не стесняешься. «Хочу!» — и весь твой сказ.
И что тебе Его запрет или приказ…
Ну ладно, допущу: весь мир возьмешь ты в руки.
Что дальше? Выпустишь, как и любой из нас?
Ты половину хлебца добыл в пищу,
Тебя согрело бедное жилище,
Ты — раб ничей и господин ничей,
Поистине, везет тебе, дружище!
Ты представь, что ты в жизни высоко взлетел,
Ты представь, что сполна получил, что хотел.
Взял сокровища в жизни ты полною мерой,
Ты представь: все оставить — конечный удел!
Ты прилежным в познании Господа будь,
Пока в силах, — ищи себе праведный путь.
Долго ль будешь ты жить весь в оковах из злата?
«Кроме Бога, нет Бога!» — ведь в этом вся суть!
Ты ради благ мирских сгубил земные дни,
Но вспомни день Суда, на жизнь свою взгляни.
Ведь многих до тебя стяжание сгубило.
И что постигло их? Где все теперь они?
Ты увеличишь век — душою умалясь;
Сокровище найдешь — смертельно изнурясь.
И станешь ты над ним похож на снег в пустыне,
День поискрясь, и два, и три, и… испарясь.
У занимающих посты больших господ,
Нет в жизни радостей от множества забот,
А вот подите же: они полны презренья
Ко всем, чьи души червь стяжанья не грызет.
Хоть мудрец — не скупец и не копит добра,
Плохо в мире и мудрому без серебра,
Под забором фиалка от нищенства никнет.
А богатая роза красна и щедра!
Хотя на серебре и не взрастить ума,
Богатство плюс к уму сгодилось бы весьма.
В ладони нищенской фиалка сразу вянет,
А розы — рдеют там, где полны закрома.
Чем желчью истекать над сундуком своим,
Чем, разорясь, людей терзать нытьем своим,
До капли насладись житьем-бытьем своим,
Пока не вздумал рок сверкнуть серпом своим!
Эх ты, продавший жизнь, чтоб жить богаче нас,
На Смерть по глупости наткнувшийся, мечась,
На два столетия запасшийся вещами,
Забыв исхлопотать отсрочку хоть на час!..
Я пресытился нищенством, боже, на свете,
Надоели невзгоды и горести эти.
Всемогущий, ты все сотворил из нуля, —
Почему ж твоя милость меня не отметит?